Виноградов Павел: другие произведения.

Хозяин Древа сего. Фэнтези-2018

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Peклaмa:
Конкурсы: Киберпанк Попаданцы. 10000р участнику!
Конкурсы романов на Author.Today
Женские Истории на ПродаМан
Рeклaмa
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мир представляет собой Древо, где Ствол - реальный неизменный ход исторических событий, а Ветви - плод магической деятельности сверхлюдей, Продленных. Их биологическое время практически не движется, хотя они смертны. Они могут изменять цепочки событий, создавая, таким образом, новую Ветвь. Могут и путешествовать по уже существующим Ветвям. Первая десятка в финале конкурса "Триммера-2009". Первое место на Конкурсе фэнтезийного романа - 2018
  
  Почти все герои этого романа выдуманы автором и не имеют отношения к персонажам истории и религии. Остальные выступают под своими именами.
  
  
  Моим детям
  
  
  
  
  − Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного, − прозвучало в душе отца Варнавы, как почувствовал он приближение брата по Ордену.
  Священник старался не глядеть на него, хоть и знал, что зря. Все равно этот стоящий среди прихожан коренастый чернобородый мужчина останется в поле его зрения. Вот он крестится, кланяется, склоняет голову под благословляющее кадило, задувает огарок свечи на поставце, крестится... Давно отец Варнава не ощущал холодка, расползающегося от крестца, тревожной вибрации, на которую отзывалось все его существо. Чувства присутствия СВОЕГО. Это походило на то, что бывало с ним на молитве. Впрочем, нет, там совсем другое. Что - до сих пор не знал отец Варнава, да и знать не хотел: знал Бог, и ему, монаху, того достаточно. А чувство СВОИХ, заставляющее напрягаться его могучее тело - суть лукавство и искушение, с которым не мог он ничего поделать. Нес терпеливо тайный крест.
  Безмолвная молитва изливалась из души, пока он совершал все канонические действия. Как всегда, скоро душа потеплела, предвкушение боя покинуло. Отец Варнава вновь стал тем, кем, собственно, был - настоятелем небольшого храма в большом городе великой страны, которую в свое время избрал сам, и уходить откуда не собирался. "Если будет на то воля Божия", − непроизвольная мысль вызвала новый защитный всплеск молитвы, литургия служилась, словно без его участия, а человек, на которого отец Варнава не хотел смотреть, по видимости, усердно молился вместе с прихожанами.
  − Елицы оглашеннии, изыдите, оглашеннии, изыдите; елицы оглашеннии, изыдите. Да никто от оглашенных, елицы вернии, паки и паки миром Господу помолимся!
  Помимо воли отец Варнава вновь взглянул на нежданного гостя. Покойная поза, отрешенное, бледное лицо неправильной формы, влажные пухлые губы, большие темные глаза, которые он иногда надолго прикрывал, вслушиваясь в пение хора. "Не уйдет", − подумал отец Варнава. Строго говоря, призыв к удалению оглашенных давно стал частью канона, малопонятной мирянам из-за отсутствия категории принявших христианство, но не прошедших еще крещение. Но гость, конечно, должен был понять призыв буквально и уйти, если не крещен. "Или если не пришел драться", − жестко помыслил священник и вновь одернул себя безмолвной молитвой. Такие, как гость и отец Варнава, знают цену богослужению, даже если существуют по ту сторону света. Впрочем, ТЕ способны покуситься на что угодно, и священник знал об этом не понаслышке. Да, боятся святых храмов, боятся Даров, однако - дерзки, дерзки... Так что, кому шептал молитвы гость, и каковы были эти молитвы - знал лишь он, да те, кто сильнее. И пока этого довольно.
  Но в любом случае, посещение было знаком тревожным: это была Ветвь отца Варнавы, и без его ведома в нее не мог вторгнуться никто из Продленных. А этот прошел, да еще вот так, нечувствительно. Значит, таился, имел совершить нечто поперечное...
  Однако служба должна была продолжаться и шла своим чередом. Второй священник, отец Исидор, сегодня отсутствовал, посему настоятель прервал службу, своей мягкой походкой пошел к аналою и под басок псаломщика принялся исповедовать немногочисленный приход. Читая молитвы перед таинством, на мгновение встревожился, что гость встанет в очередь кающихся. То, что разговор с ним неизбежен, священник понимал. Но не здесь же, в толпе несущих свои однообразные грехи старушек, томящихся юнцов, относящихся к таинству довольно легкомысленно, робких детей, пришедших на первую исповедь - этих добрых людей, любимых отцом Варнавой именно за их простоту. И если среди этой благостной простоты, как щеголяющая изысканной расцветкой и движениями змея, пришелец вновь раскроет перед ним двери жизни иного рода, жизни неизмеримой сложности - это будет неправильно. Хотя такое бывало в жизни отца Варнавы не раз. И не сотни раз. Он сам не мог вспомнить, сколько раз в его жизни бывало это и многое подобное.
  Однако человек к исповеди не встал. При выносе Святых даров лицо его - отец Варнава заметил краем глаза, тут же уличив себя во грехе, ибо Чаша была в руках его - на миг исказилось. Что это было, священник понять не мог - страдание, гнев, боль. Вариантов более чем достаточно - Продленные столь же различны, как и Краткие, а эмоции их...о, эмоции куда как разнообразнее. Священника поразили его глаза, слишком красивые для этого почти уродливого лица. Многое, многое было в них. Но тяжелые веки опустились, скрыв все.
  − Причащается раб Божий во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Аминь.
  Незнакомец стоял, опустив руки, пока последний причастник не отошел к теплоте, потом повернулся и быстро вышел из придела. Отец Варнава был определенно разочарован. Он совсем уже готов был говорить с человеком после службы, и неожиданный уход почти причинил батюшке боль. Хотя в глубине души он понимал: встреча состоится. Без лишних глаз.
  "Освящаются вайи сия..." Целый лес верб, цветов, взволнованно мигающих свечей вырос в храме, капель святой воды обильно увлажняла их, сверкая на рвущемся из окон заходящем солнце, летела навстречу ликующему детскому смеху. Пальмовая ветвь из Иерусалима в руках священника не давала покоя его шрамами покрытой памяти. Один Бог знал, что чувствовал он, совершая эту службу. "Благословеен Грядыый во имя Госпооодне"...
  Проповедь, как всегда, была кратка, внятна и благолепна. Многие издалека ездили в этот храм только ради его проповедей. Ничего удивительного: кому, как ни отцу Варнаве, видевшему и слышавшему столько необычного, знать, чем брать слушателей. Частенько наведывались на службу и иные околоцерковные дамы, привлеченные благообразием и мужеской статью настоятеля. А вот это было плохо и искусительно. Впрочем, батюшка давно умел бороться с такого рода искушениями.
  − Сердечно поздравляю, вас, браться и сестры, с великим праздником Входа Господня в Иерусалим! Всех причастников поздравляю с причастием! Идите с миром! - с обычной теплотою в голосе напутствовал пастырь.
  Сколько раз он говорил эти слова, сколько раз протягивал наперсный крест к еще не отошедшим от молитвы беззащитным глазам и жаждущим святыни губам!.. В какой-то части его колоссально расширенного сознания проявлялись картины очень давнего, такого, что он и сам уже почти не помнил, насколько.
  ...Суровые лица и безумной радостью пылающие глаза крестоносцев...
  Когда?.. 1096-й.
  ...Неподвижные лица, ужасом выбеленные глаза, но служба заканчивается так же благочинно, как всегда, хоть стены храма раскалены, дым коптит золото окладов, а из узких оконец слышны дикие вопли и свист, и врата сейчас рухнут под ударами тарана...
  Когда?.. 1321-й.
  ...Тот же страх. И непокорность, и обреченность, и люди прикладываются к кресту, как в последний раз, и для многих, правда, в последний, а для него - точно, не будь он... Пьяный гомон за толпой прихожан (небольшой толпой, однако...), там два десятка пьяной матросни, грязная хохочущая девка в рваном офицерском мундире, гончая, рвущаяся с поводка, лаем захлебывающаяся. И томная, полная предвкушения, почти эротичная улыбка курчавого горбоносого юноши с темными-темными глазами. Одной рукой он еле сдерживает пса, а второй нежно вытаскивает маузер из деревянной коробки на кожаном боку своем...
  Когда?.. 1921-й.
  Усилием воли остановив процессию призраков своей продленной жизни, отец Варнава отвернулся от покидающей храм паствы и удалился в алтарь.
  
  ***
  
  На площади: "Я больше не блужу".
  
  - Кто ты? Я тебя знаю?
  - Встречались. Давно. Не имеет значения.
  - Имеет. Для меня имеет. Кто ты?
  - Странник.
  - И где блудишь, Странник?
  - Везде. Как и ты.
  - Я больше не блужу.
  - Я искал тебя.
  - Нашел. Говори.
  - Не здесь.
  - Я отсюда не уйду.
  - Знаю. Потому и пришел. Знаю, это твоя Ветвь, в которой ты сидишь и знать не хочешь, что делается в Древе...
  - Это мое дело. Я тебя знаю, но не помню, кто ты.
  - Неважно. Нам надо говорить.
  - Мы и говорим.
  - Давай перейдем в другую. Чего ты боишься?
  - Уходи.
  - Если будем здесь, есть опасность...
  - Здесь нет опасности.
  - Это ты так думаешь.
  
   ***
  
  Был воскресный вечер весны, ранний вечер ранней весны. Отец Варнава, вытянув ноги и расположив свою внушительную фигуру по удобному изгибу скамейки, пребывал на пустынной об это время сумрачной площади, обремненной славной историей. Его блестящие зеленые глаза были полуприкрыты, длинные сильные пальцы сжимали прохладную банку со сладко-шипучим и слегка пьянящим напитком. Вообще-то, времяпрепровождение сие не очень подобает батюшке, тем более, постом. Но был великий праздник. Да и без рясы он сидел, − потертые джинсы и кожаная куртка, и вряд ли в таком виде его узнал бы, искусившись, кто из прихожан. А чтобы точно не узнал, даже глаза в глаза, всегда осторожный отец Варнава проделал кое-какие манипуляции с лицом и фигурой. Он, как и любой Продленный, мало значения придавал внешности, даже менее, чем другие члены Ордена - для монаха подобная забота была бы опасной суетой. Ему множество раз говорили, что он красив, но он часто бывал и некрасив, а то и вовсе безобразен. Однако облик, полученный от рождения, неприкосновенен. Любой Продленный должен жить с ним, все время к нему возвращаться, несмотря на все метаморфозы. Иначе можно потерять форму не только тела, но и души, провалиться в хаос безудержных изменений и сгинуть во Тьме.
  Так что этим воскресным вечером на площади отдыхал в одиночестве почти такой отец Варнава, каким был и себя ощущал - массивный, но гибкий, с узким лицом, носом с горбинкой, высоким лбом и густыми бровями. Маскировки ради изменил лишь разрез глаз, да бороду превратил из окладистой русой в аккуратно подстриженную черную с проседью. Этого было довольно.
  Он всегда осознавал себя существом самодостаточным. Тем не менее, ему смертельно важно было почувствовать законную причастность этому миру, ощутить эманации жизни, хотя бы таким способом - через слияние с бесформенной городской суетой с ее незамысловатыми радостями. Потому подобные прогулки были ему необходимы. Его не смущали печальные сумерки северной весны, водяная морось в воздухе и проникающий под куртку холодок. Тем более, не обращал он внимания на немногочисленных отдыхающих: романтического вида длинноволосого юношу в короткой детской курточке, неподвижно стынущего на соседней скамейке, дышащую вечерним воздухом здоровья ради старушку, вяло гудящую кучку молодежи, приткнувшуюся выпить пива.
  Перед ним из сумрака выступало чудо, − словно сотворенная из кости древняя вещица, бижутерия некой великанши, угнездившаяся на темно-синем бархате. Так чувствовал Варнава, глядя на выбеленные временем и несносной здешней погодой стены, недавно подсвеченные по наиновейшему способу. Но то ли способ был-таки не совершенен, то ли слишком велик храм. Не купался он в море сияния, напротив, будто съедал огромные световые пласты, давил их своей тяжестью, и свет лежал на нем угловато. Он был настолько велик, что сознание воспринимало его не целостно, а как бы частями. Изломанные линии огромного основания. Похожий на скелет колоссального животного ребристый барабан. Приглушенное золото гигантского купола, теряющееся во тьме небес. Зеленые от времени ангелы, издали похожие на химер. Башенки, которые по отдельности смотрелись бы внушительными зданиями. Наконец, победительно нависший над площадью треугольник фронтона. Все это выхватывалось из темноты фрагментарно, тревожило, заставляя подозревать сокрытые во тьме опасные тайны.
  Отец Варнава, впрочем, точно знал, что никаких особенных тайн там не было, за исключением "тайны беззакония" оскверненного и до сих пор до конца не очищенного святого места. Но он все равно любил его, как и долгие бесцельные скитания по бывшей столице, изрядно обветшалой, но до сих пор хранящей память об Империи. Варнава, конечно, помнил не меньше, чем город, и обрывки его собственных воспоминаний, перемешиваясь с гротескными фантомами, роящимися близ старинных домов, давали его прогулкам отменно пряный привкус причудливого приключения. В этом отношении священник был духовным гурманом, не без основания считая, что может позволить себе маленькие радости, не доступные Кратким. Варнава любил свою память, и не надо осуждать его за это: память - все, чем он по-настоящему владел.
  ...Печальный и яростный лик изможденного пустынника с огромной перепутанной бородой. Тяжелая бритая челюсть и юношески наивные глаза еретика-императора...
  ...Другой император - долговязый, круглое лицо с тонкими усиками, тоже чем−то похожий на подвижника; по крайней мере, яростно вращающиеся глаза, отражающие отблески фейерверка, были бы точно такими, не подерни их пьяная поволока...
  Ноги несли его к этой площади часто, тем более что и его старинный храм с зелеными куполами, при котором он жил в большой, лет шестьдесят не ремонтированной квартире, стоял недалеко оттуда. Очень славно было прогуляться по набережной, постоять, глядя в темные воды, вдыхая тинные запахи канала, в полном соответствии с вековыми обычаями этого сонно-лиричного города. А потом присесть на островке-сквере, со всех сторон обтекаемом дурно пахнущей автомобильной рекой.
  ...Варнава поднес к губам банку, чтобы сделать медленный ленивый глоток, и ощутил присутствие собрата. Удивлен не был - с литургии знал, что встреча неизбежна. Почувствовал только глухую досаду от обрыва сладостного покоя:
  - Кто ты? Я тебя знаю? - неприветливо бросил вслух, игнорируя изумленно обратившееся к нему лицо инфантильного юноши на соседней скамейке...
  
   ***
  
  Разговор выходил резкий. Отец Варнава, вообще-то, старался поддерживать хорошие отношения с другими Продленными, несмотря на то, что в последнее время избегал общения с Орденом - в конце концов, они тащили общий крест, хотя в большинстве случаев сами были в том виноваты. Но незнакомец чем-то очень сильно его задевал. Варнава чувствовал, что они встречались раньше, и встреча та была нехороша.
  Речь Странника монотонно пульсировала в сознании Варнавы, хотя сам он упрямо отвечал голосом. Нервный юноша давно сорвался с места и быстро ушел, беспокойно оглядываясь, компания подростков исчезла еще раньше, оставив в урне пустые бутылки, на всей вечерней площади был только Варнава и давешняя старушка, неподвижно сидящая поодаль, чинно держа перед собой клюку.
  Хуже всего было, что Варнава начинал понимать: просто так это не закончится. Уж знал толк в таких вещах. Лет девяносто назад по событийной цепочке этой Ветви, он услышал от губастого молодого человека в пражской пивной фразу, абсолютно точно передающую состояние, в которое сам впадал неоднократно: "Придет твой миг, и ты взорвешься". Уже долгое время священник жил со смутным предчувствием надвигающихся взрывных перемен, после которых прошлая жизнь опять не будет иметь никакого значения. И теперь, когда взрыв со всей очевидностью близился, с тоской понимал, что придется поднимать усталую душу, нестись куда-то по безобразно перепутанным Ветвям, искать что-то, желать чего-то, убивать кого-то, запутывая Древо еще больше. Но неужели он думал, что его спокойная размеренная жизнь продлится вечно?..
  Отбросив бешеные страсти, заставлявшие его во время оно искать для себя божественной силы, создав из своей Ветви то, что в душе считал своей тихой обителью, он не в силах был расстаться с прошлым. Продленный - статус, в каком предстояло пребывать до конца, или его личного, или всего мiра. Тщетно сожалеть об этом.
  − Слышь, Странник, ты бы показался, что ли, − бросил он лениво, как всегда, изображая скучливое томление в тот момент, когда энергия начинала бурно толкать его на действие.
  Старушка поднялась со скамейки и, неуверенно постукивая клюкой, направилась к Варнаве. Подошла, с трудом развернулась, кряхтя, опустилась рядом. Ноги совсем не по-дамски вытянула, расположив палку параллельно им.
  - Маскарад-то аховый, − не поворачиваясь, произнес Варнава. − Я, вообще-то, так и думал...
  - Э-э-э, милок, дурная привычка, − скуляще отозвался Странник и тихоньк захихикал. - Сам-то, смотрю, тоже не в дезабилье.
  Старушечья рука погладила Варнаву по груди - приходится признать, довольно игриво.
  - Да будь ты какой угодно! - сердито буркнул священник и замолчал.
  Ему совсем не хотелось продолжать разговор, наперед зная, чем он закончится. Внутри он уже весь извелся - дух и тело требовали, хотели, жаждали, чтобы все началось. Увы, он действительно взрывался.
  - Варавва, Варавва, − прошамкал Странник, глядя на собеседника с ироническим изумлением. - И откуда ты такой упрямый? Ничегошеньки тебя не берет...
  - Не называй меня так! - Варнава начинал злиться всерьез.
  - Как же тебя называть? Неужели Иегошуа?.. - это было произнесено по-арамейски.
  Варнава с обманичвой ленью откинулся на спинку скамейки, оперев затылок на сцепленные ладони, бессознательно готовя ловушку, провоцирующую противника нанести удар в горло, получив при этом молниеносный ответ по шее в позиции "рука-меч". То есть, он был по-настоящему зол. А ведь он так давно не дрался... "С таким типом этом финт не пройдет", − возникла вдруг резкая мысль и Варнава понял, что уже оставил спокойную жизнь позади.
  - Кощунство дорого обходится, Странник, − на том же языке ответил Варнава.
  - Ой, знаю-знаю. Да ить какая ж я кощунница? Тебя, мил человек, разве не так кличут?
  Странник, опять перешедший на здешний язык, кокетливо подмигнул умело подведенным глазом.
  - Больше не кличут. И хорош хамить, - сварливо парировал Варнава, резко поворачиваясь к собеседнику.
  - Ладно, ладно, − примирительно просюсюкала бабуся, с веселым изумлением рассматривая собеседника. - Брось кипятиться. Молодой, горячий...
  - Слушай, − уже спокойно начал Варнава. - Я тебя не помню, и вспоминать не хочу. Однако я жду, что ты мне скажешь.
  - Так пойдем в другую Ветвь. Поверь, есть причины...
  Варнава хотел ответить короткой фразой, все равно, из какого языка, но был уже согласен, согласен.
  
   ***
  
  После странного, гнетущего, уже позабытого ощущения пребывания во Тьме, Варнаве показалось, что ничего не изменилось. Но изменилось, конечно. Стало теплее - отрапортовало зябнущее весь последний час на сырой скамейке тело. А вот эта скамейка сырой не была. Более того, не была она и жесткой. Рядом на сидении, обтянутом зеленым узорным пластиком, под уютно нависающим козырьком, удобно расположился Странник, такой, каким был утром в храме - губастый, чернобородый, с широким неправильной формы лбом и большим носом. Вид его был бы забавен на наш взгляд, но эти двое еще и не такого насмотрелись. Вишневый длиннополый сюртук прихватывал пурпурный шелковый шарф, а идеально отутюженные брюки того же цвета заправлены были в невысокие мягкие сапожки на каблуках с острыми носами, на которых еще и сияли начищенные серебряные набойки. Вместо галстука у ворота поблескивал золототканый орнамент шелковой косоворотки. Фиолетовая широкополая шляпа с немалым бантом аккуратно лежала на стоящем перед скамейкой столике, а справа к нему прислонилась тяжелая трость черного дерева с серебряным набалдашником в виде птичьей головы. На спинку сидения была небрежно наброшена какая-то синяя хламида. Волосы Странника стали подстрижеными скобой, темные глаза с хмурым весельем разглядывали Варнаву.
  Бросив мимолетный взор на себя самого, Варнава увидел, что облачен в костюм похожий, только черный, прикрытый широким серым плащом. Потом поднял взгляд на храм.
  Уже не тот храм, который он видел мгновение назад - грузный и обветшалый, похожий на забытый артефакт, погребенный в запасниках музея. В ярком свете - а здесь было весьма светло, не только от гораздо более мощной подсветки и многочисленных фонарей по периметру сквера, но и десятков неоновых вывесок на всех окрестных домах, сами которые, впрочем, изменились мало - перед ним предстала громадная пятиглавая церковь, пестрая, с золочеными куполами и высоченной колокольней. Она не подавляла траурным величием, но занимала все пространство перед глазами, казалась не одним великим зданием, а целым выводком весело вздернутых башен. Купола искрились в электрическом свете, и весь ансамбль, при своих колоссальных размерах, производил впечатление щеголеватого, немного даже несерьезного. И очень юного, будто только что возник на этом месте невесть каким образом под моросящим дождиком северной весны.
  
  − Се памятник двух царств, обоим столь приличный... − пробормотал Варнава, поглядывая на толпу, вываливающуюся из огромных врат - явно после вечерней службы.
  - ...Основа − мрамор, верх - кирпичный, − охотно подхватил Странник. - Но здесь этого стишка не придумали - мрамор везде...
  Он тихонько хихикнул, вытерев ладонью выступившую в уголках рта слюну.
  Было оживленно. Незанятых скамеек, вернее, полукабинетов со столиками под навесами, в сквере не было. Сам сквер обнесен был аляповатой золоченой решеткой, единственный вход охранял высокий представительный усач в фуражке с красным верхом. На противоположной от входа стороне часть решетки закрывал изящный павильон в китайском стиле. С загнутых карнизов свисали ветряные колокольчики, позвякивающие мелодично и успокоительно. Ниже красовалась огромная золотая надпись: "Лучший колониальный гашишъ". Еще ниже, помельче, но тоже золотом: "Монополия купца Бенциона Пайкина". За бамбуковую занавесочку, прикрывающую вход, периодически проникал кто-нибудь из посетителей сквера.
  - И куда это ты, уважаемый, меня притащил? − несколько растеряно спросил Варнава, обводя неодобрительным взглядом веселые фонарики на вековых вязах и горящие на уже зеленеющих газонах большие кубические свечи.
  - Не извольте беспокоиться, батюшка, − хихикнул Странник, наслаждаясь недовольством Варнавы. - заведение исключительно пристойное. Всей столице известно как "Бенькин сад". Любимое место отдыха почтенной публики. Обер-прокурор Святейшего Синода, как водится, мечет молнии, однако у Бенциона Гершевича отличные связи при дворе.
  Его рука, будто невзначай, легла Варнаве на плечо. Тот машинально сбросил ее и с подозрением посмотрел на столик перед ними, но ничего плохого там не углядел, только причудливую литровую бутылку с яркой наклейкой: "Пьяная клюква. Уменье Краснобрюхова". Между тем на столах других посетителей лежали длинные прямые трубки с малюсенькими чашечками, а кто-то держал их обеими руками над пламенем маленьких свечек, взахлеб затягиваясь сизым дымком. Носился шалый запашок.
  Варнава взял бутылку и налил ярко-красной жидкости в стоящий тут же пластиковый бокал. Глотнув, ощутил густой вкус щедро сдобренной сахаром свежей клюквы и немалую толику алкоголя.
  - Градусов двенадцать. Здесь что, все такое пьют?
  Варнава с сожалением вспомнил оставленную в его Ветви банку изысканно горьковатого напитка.
  - Пятнадцать. Империя диктует моду на все. Лет двести уж как. Во всем мире давятся, но пьют...
  - И что ты тут натворил?
  Странник снова хихикнул. Его веселье Варнаве все больше не нравилось.
  - Убедил графа Палена покаяться перед Павлом Петровичем.
  - Поня-ятно, − протянул Варнава задумчиво. - Индийский поход?
  - Ага. Великая колониальная держава XIX века. Полный паритет с объединенной Европой династии Бонапартов. Вечный союз двух великих. Потом мировая война, естественно, передел мира... Впрочем, подробностей не знаю, я эту халупу сколотил только чтобы пообщаться с тобой спокойно.
  Варнава, вспомнив что-то, оглянулся назад. Сквозь узоры золоченой решетки на большой площади виднелся памятник - всадник в парике и треуголке на вздыбленном коне. Даже в разбавленных электрическим светом сумерках заметен был курносый нос.
  - Что-то здесь не так... − заметил Варнава больше самому себе. - А собор что же?
  - Думаю, кто-то таки достроил после Ринальди. Побочный эффект.
  Рядом с наркотическим павильоном происходило движение. Неверными ногами выходящий через бамбуковую шторку посетитель вдруг откинулся назад и упал на посыпанную песком дорожку. Пока он с дикими воплями бился в конвульсиях, охранник неторопливо вытащил солидных размеров угловатый мобильный телефон и куда-то позвонил. Примерно через две минуты у входа в сквер остановилась большая белая машина с красным мальтийским крестом на дверце. Двое дюжих парней в просторных синих блузах расторопно, но не слишком спешно, подошли к болящему, одним слаженным движением положили его на носилки, закрепили руки-ноги кожаными ремнями и столь же размеренно зашагали обратно к машине.
  Варнава все явственнее ощущал тревогу. Искоса глянув на Странника и наткнувшись на тяжелый взгляд в упор, медленно протянул руку к бокалу. Странник последовал его примеру, не отрывая взгляда, сделал солидный глоток.
  - А знаешь, дружище... − задумчиво протянул он, однако замолк и осушил бокал.
  Варнава будто невзначай коснулся манжета сюртука. Булавка была на месте. Он уже знал, что сейчас произойдет. Холодно уронил:
  - Не скань меня, я не Краткий, − он был уже совсем готов - расслаблен и покоен.
  - Не стану, − без обычного глума ответил Странник. - Ветви твоей нет. Нигде. Отсечена и предана забвению.
  - Ты только из-за этого меня вытащил? - ровно спросил Варнава, хотя внутри сжался от горя и ставшего очевидным предательства. И тут же попытался дотянуться до своего дома, так долго укрывавшего его от опасной стихии Древа. Но ощутил лишь безвидную пропасть Тьмы.
  - Я объясню... − начал, было, Странник, но поздно.
  Варнава тронул манжет, и рука его пошла вверх. В движении из нее вырос опасный объект - блестящая стальная палка. Нижний ее конец поднялся и с грацией атакующей кобры устремился к подбородку Странника. Но тот был парень ушлый, и в момент, когда смертоносный металл почти соприкоснуться с плотью, на месте ее уже не оказалось. Уклонившись приемом шенфа, Странник нырнул вперед и торпедой вылетел из сидения. Варнава рванулся за ним, но тот уже ждал его. В руках его была трость с вороном...нет, уже не трость, а длиннющее, не менее двух метров, копье с устрашающим листообразным наконечником и стальными крылышками у втулки. Вертел он им с отличным мастерством. Варнава тоже крутанул вокруг своего тела посох, потом замер в странной позе. Странник тоже остановил движения копья:
  - Обезьяний шест, − тихо сказал он. - У тебя был хороший учитель, милый мой.
  Оба знали, что легко супостата не одолеть. Чтобы понять это, им понадобилось гораздо меньше времени, чем вам, чтобы это прочитать. А до расслабленных посетителей "Бенькиного садика" только дошло, что происходит необычайное. Вытаращенные очи охранника были обращены к ним, ручища его тянула из кобуры на правом бедре большой револьвер. Весь вытащить, впрочем, не успел - Странник небрежно, не отворачиваясь от Варнавы, махнул рукой. Страж, потеряв фуражку, стремительно отлетел к решетке, шмякнулся об нее и застыл в позе усталого пьяницы. Остальная публика еще не обрела способность двигаться, но во все глаза разглядывала поединщиков. Кто-то, впрочем, пытался звонить по мобильным телефонам и не прекращался заливистый истерический смех девицы в пестром халате и тюрбане. Но он резко оборвался, когда Странник вновь взмахнул рукой. Весь сад застыл, будто был изъят из потока времени, лишь река машин продолжала обтекать его со всех сторон. И тогда Странник ринулся в атаку.
  Будто бы он и не пошевелился, однако неведомым образом оказался рядом и уже рубил своим страшным копьем, как алебардой. Однако удар был остановлен перехваченным обеими руками посохом. Листообразное острие застыло в паре сантиметров ото лба Варнавы, древко уперлось в неподатливое железо. Блок был мертвый. Теперь малейшая слабина могла стоить жизни: дрогни посох - наконечник копья легко войдет в череп, подайся копье - посох пробьет грудь, разрывая мускулы и ломая ребра. Бойцы окаменели, как и весь садик. Казалось, здесь был глаз бури, островок неподвижности. Вокруг же бурлили страсти: проезжая часть уже была перекрыта, басовито ревя сиренами, примчались черные фургоны с решетками на окнах. Десятки служивых с увесистыми дубинами, в черной униформе и остроконечных пластиковых шлемах, из-под прозрачных забрал которых торчали окладистые бороды, пытались проникнуть за ограду. Правда, безуспешно - вокруг садика воздух словно сконцентрировался, стал плотным, как бетон, никого не пуская дальше невидимой границы.
  Вдруг мышцы бедер Варнавы резко расслабились, тело нырнуло вниз, плавно уходя из-под удара, а посох, словно сам собой, резко пошел вперед и со страшной силой ткнулся в противника. Странник успел в последний момент отшатнуться, но полностью избежать конфузии не смог - навзничь грохнулся на газон, сминая молодую траву, разбрасывая горящие свечи. Копье полетело в сторону. Он пытался вскочить, но ноги, похоже, слушались плохо. Однако все же поднялся, издав пронзительный свист. Из сумеречного вечернего воздуха возникли две огромные птицы и с громкими хриплыми воплями устремились на Варнаву. Они были устрашающе черны, перья сияли вороненой сталью, клювы казались зловещими кинжалами. Посох сверкнул в одну и другую сторону - словно молния мелькнула в свете фонарей. Теряя перья, птицы полетели на землю. Гнев вскипел в Варнаве - он узнал противника:
  - Я убью тебя, Дый!!
  Крик отразился от собора, неба и вернулся на застывшую площадь дрожащим эхом. В ответ раздался тихий смех Странника:
  - Или я тебя, дружок, − произнес он, уже твердо стоя на ногах.
  Двумя-тремя жестами он вернул себе копье и отправил трепещущих на земле птиц туда, где они пребывали раньше.
  Варнава не отрывал от него глаз, но знал и что происходит за спиной. Обстановка не нравилась ему совсем. Среди застывших в разных позах посетителей садика возникли другие фигуры, появившиеся, как ему показалось, из-за бамбуковой завесы павильона. Они двигались резво, приближаясь полукольцом. И лица их были Варнаве знакомы. Четверо парней и девушка - они пили пиво тогда, на площади, которой больше нет. И бледный, тонкий, в детской курточке юноша с соседней скамейки - теперь длинные его волосы были собраны сзади широкой лентой, он крался по-звериному мягко, правая кисть все время двигалась, раскачивая бегущую между пальцами длинную цепь, на конце которой моталось продолговатое металлическое грузило.
  Все это было очень плохо. Его вели, а он этого не почувствовал. Понятное дело, раз тут имел место интерес Дыя и Шамбалы... В любом случае, ситуация была куда серьезнее, чем он думал.
  Цепь хилого романтика с тихим свистом рассекала воздух, рисуя круги и восьмерки. У остальных в руках не было ничего, но их упругие движения ясно говорили, что легким бой не будет. Предчувствие поражения грозило затопить разум Варнавы. Но он преодолел паническую атаку, с усилием - давно не практиковался - введя себя в состояние, которое его учителя из страны восходящего солнца называли цуки-но-кокоро.
  Ему показалось, что взошла огромная луна. Все предметы выступали резко и четко. Он знал наверняка, чего ожидать от каждого из двигающихся в замедленном темпе врагов. При этом чувствовал к ним некую странную привязанность, парадоксальным образом усиливающуюся от сознания, что те хотят убить его. И даже процедура убийства казалась какой-то сложной игрой, в которую он вступил охотно и увлеченно. Опасные действия окружающих его воинов сливались в упоительно красивый узор, а он любовался им, ожидая, когда можно будет дополнить эту красоту собственными движениями. И тогда они сольются в стремительном танце, серьезном и прекрасном ритуале.
  Сила изливалась на него сверху, спускалась по волосам на плечи, а оттуда растекалась по телу. И со зрением происходило удивительное - он видел отдаленные предметы, будто они находились вблизи, растерянные, злые лица пытающихся проникнуть в сквер полицейских представали перед ним во всех подробностях, вплоть до морщин у глаз и волосинок бород. Зато величественно подплывающие образы противников словно бы маячили в отдалении, и он, как из партера, с интересом их разглядывал.
  А те, наконец, сомкнули кольцо и, пригнувшись, кружили, как волки вокруг овечьего загона. Странник не тронулся с места, зеленым светом отливало неподвижное лезвие копья. Первым атаковал юноша с цепью. Варнава знал, что будет так, и что после Странника тот был самым опасным. Коротко шагнув вперед, из-под низа резко выбросил руку. Цепь, мелодично звякнув, устремилась Варнаве в лицо.
  Тяжело сохранить цуки-но-кокоро, но пока дух подобен сияющей луне, воин непобедим. Варнава с любопытством следил за медленно распрямляющейся в воздухе летучей змеей. Она целила в шею - захлестнуть, придушить, резким рывком сломать хребет. Но вместо шеи на ее пути оказался посох, и она несколько раз обвилась вокруг нее. Парень, еще не осознавший, что захватил жесткий металл, а не податливую плоть, потянул было на себя, но опоздал - Варнава рванул первым. И вот уже юноша полетел ко вдруг оказавшемуся лежащим на спине противнику. Не долетел - его встретил выставленный посох, и он всем телом грянулся на торчащий стальной конец. А Варнава уже перекатился в сторону и тут же вскочил. Его дух был в абсолютном равновесии. Не фиксируясь, он переходил от противника к противнику, те пытались атаковать и ставить блоки его ударам, но все безуспешно. Посох мелькал в воздухе так, что создавал иллюзию сплошного защитного кокона, при этом раз за разом нанося точный удар.
  Юноша неподвижно лежал в стороне, с другой стоял Странник, похоже, решивший больше не принимать участие в потасовке. Остальные все еще пытались свалить Варнаву. Едва тот успел немного удивиться, что они, кажется, не слишком стараются его убить, как девушка, яростно оскалившись, сорвала с головы тонкое металлическое кольцо, которым были стянуты белокурые волосы, и резко выбросила руку. Раздался резкий свист и одновременно ликующий вопль девицы:
  - Чанг Шамбалин дайн!
  Кольцо устремилось к Варнаве с невероятной скоростью, из своего отрешенного состояния он ясно рассмотрел смертоносно заостренную бородку, грозящую глубоко врезаться в шею. Его выпад последовал почти одновременно - конец посоха внедрился внутрь кольца, остановил его в полете и, резко крутанув, послал назад. Когда со страшной силой отброшенный сюрикен впился в чистый лоб девушки, лицо ее растягивала злобная ухмылка, а глаза жадно высматривали гибель противника, пока не затянулись смертным туманом.
  Собственное оружие снесло ей полчерепа, из раны забили бодрые струйки крови, тело рухнуло мешком. Варнава не хотел этого, однако не удивился - Продленного убить очень трудно, но возможно. Особенно, в местах, вроде этого, где магическое напряжение почти равно нулю. В Ветвях Смерти.
  Но печаль от убийства - первого за долгое-долгое время - смутила его дух. Словно сияющую луну закрыла жирная черная туча. Пейзаж вокруг утратил волшебство, вновь стал тоскливо-опасным. Впрочем, противники уже валялись вокруг в разных позах, кто-то пытался ползти, кто-то стонал. Парень с цепью - вся его грудь была в крови − стоял над телом девушки на четвереньках и скорбно смотрел на нее. Между тем с трупом творилось странное: он весь шевелился, будто под кожей быстро перемещались массы мышей. Кроме того, стремительно уменьшался. Череп с ужасной раной вытягивался, руки и ноги распрямлялись под странным углом, утончались, на конце их показались когти. Исчезала одежда, и одновременно труп обрастал шерстью, короткой белой шерстью, заляпанной алыми пятнами. Наконец уши непомерно увеличились, отвисли, тоже покрылись шерстью, на сей раз рыжей. Вместо девушки на песке в луже крови лежала крупная собака с вываленным из пасти ярким языком. Ее оскаленная морда странным образом все еще хранила злорадное выражение. Стоявший над ней поднял голову и взвыл в небеса.
  - Дый, убей его! - пронесся над полем боя тоскливый вопль.
  Как будто был подан сигнал - случилось сразу много.
  - Он мне нужен, Кусари! − взревел до того спокойно стоявший Странник.
  Казалось, это окончательно обессилило раненого - он осел и грузно опустился на остывающее тело большого пса. В тот же момент невидимый барьер вокруг сквера исчез, со всех сторон через ограду полезли черные воины, на ходу бросая бомбы, которые взрывались с негромкими хлопками, распространяя удушливые облака. Посетители тоже ожили, разразившись нестройными воплями, которые сразу перешли в надрывный кашель и чихание. Странник с силой взмахнул копьем, с кончика острия в Варнаву ударила зеленоватая молния. Тот, впрочем, был уже готов. Последние секунды лихорадочно размышлял над гадким положением, в которое так смачно влип по собственной глупости. Дый - это серьезно, всю Шамбалу ему не одолеть. Во всяком случае, в этой Ветви Дый имеет подавляющее преимущество. Значит, надо отступить. А бежать некуда − его Ветвь, самое надежное для него убежище во всем Древе, разрушена... Шамбала видит все Ветви, рано или поздно его найдут. И то, что его, похоже, хотели взять живым, Варнаву не ободряло: быть полезен существам, в человеческой природе которых у него были сильные сомнения, не мог.
  Его реакция опередила оружие противника, разряд ударил в песок, на котором осталась изогнутая сопля горячего стекла. Вспышка и прибывающие клубы слезоточивого газа так ослепили присутствующих, что гигантский прыжок Варнавы, закончившийся на карнизе китайского павильона, был замечен только Дыем, который послал ему вслед еще одну огненную стрелу. Она ударила в карниз, но лишь подожгла его, а Варнава после еще одного мощного прыжка оказался на крыше полицейского фургона, не стал там задерживаться, бросился прямо в хаос застрявших на проезжей части машин и быстро исчез в ближайшей улице.
  Не обращая внимания на снующих и мешающих друг другу полицейских, которые пытались, но, по загадочным причинам, не могли схватить ни его, ни прочих бойцов, Дый подошел к двум неподвижно лежащим телам. Он не смотрел на дохлую собаку. Склонившись над лежащим поперек ее трупа юношей, закрыл глаза, провел рукой по его спине, подумал, и, сам себе утвердительно кивнув, взмахом руки дематериализовал оба тела. Потом повернулся и рявкнул своей разбросанной команде:
  - А ну-ка быстро за ним, засранцы! Взять!
  Призыв поимел бодрящее действие: трое стенающих инвалидов поднялись, подтянулись и, нервно поскуливая, резво пустились в погоню. Дый неторопливо подошел к скамейке, снял со спинки и накинул широкий синий плащ, глубоко надвинул шляпу и, помахивая тростью, в которую вновь превратилось копье, пошел к выходу, ловко лавируя между обезумевшими людьми. За его спиной веселым пламенем занимался павильон купца Пайкина.
  
  Дамы и господа! Если Вы хотите узнать, что там будет дальше, приобрести роман роман "Хозяин Древа сего" за малую лепту можно здесь.
  
 Ваша оценка:
РЕКЛАМА: популярное на LitNet.com  
  П.Працкевич "Код мира (4) – Новый мировой порядок" (Научная фантастика) | | А.Огнев "Друг мой враг 2. Противостояние" (ЛитРПГ) | | А.Либрем "Аффективный" (Киберпанк) | | В.Василенко "Дикие земли. Шарп" (Боевик) | | А.Емельянов "Последняя петля" (ЛитРПГ) | | Д.Деев "Я – другой 2" (ЛитРПГ) | | К.Вэй "По дорогам Империи" (Боевая фантастика) | | Кин "Новый мир. Цель - Выжить!" (Боевое фэнтези) | | М.Халкиди "Фиктивная помолвка. Маска" (Любовное фэнтези) | | Ю.Королёва "Эйдос непокорённый" (Научная фантастика) | |
Хиты на ProdaMan.ru Слепой Страж (книга 3). Нидейла Нэльте • Суккуб в квадрате. Чередий Галина • Мои двенадцать увольнений. K A A • Аромат страсти. Кароль Елена / Эль Санна • Титул не помеха. Сезон 1. Olie- • ИЗГНАННЫЕ. Сезон 1. Ульяна Соболева • Ведьма и ее мужчины. Лариса Чайка • Подари мне чешуйку. Гаврилова Анна • Волчий лог. Сезон 1. Две судьбы. Делия Росси • Без чувств. Наталья ( Zzika)
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
И.Мартин "То,что делает меня" И.Шевченко "Осторожно,женское фэнтези!" С.Лысак "Характерник" Д.Смекалин "Лишний на Земле лишних" С.Давыдов "Один из Рода" В.Неклюдов "Дорогами миров" С.Бакшеев "Формула убийства" Т.Сотер "Птица в клетке" Б.Кригер "В бездне"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"